Наш Исилькуль — маленький городок Омской области — меняет свой облик буквально на глазах. Вот и еще одна темная ровная лента асфальта пролегла через пустырь, заросший травами, на краю которого уже встали новые трехэтажные дома. Здесь по генеральному плану будет центр города. Иду я по новехонькому тротуару, которому всего неделя, и вдруг вижу — трещина. Узкая черная полоса рассекла асфальт поперек по всей ее ширине. Вот тебе и новый тротуар!
   Однако странно. Приближаюсь я к этой трещине и вижу, что она слегка шевелится. Нагибаюсь — да это же муравьиная трасса. Черным живым шнурком вытянулись поперек новой полосы асфальта нескончаемые отряды бегущих лазиусов. Бегут, бегут, бегут муравьи; бегут сосредоточенно, деловито, и нет решительно никакого дела сотням этих крохотных существ до окружающего их города, до новостроек, наступающих на пустырь, до катков и бульдозеров, до человека, сидящего на корточках посереди тротуара.
   Маленькая черная струйка жизни. Она вытекает из щелочки между бетонными брусьями, которыми обложен по бокам тротуар, и бежит через асфальт. Здесь в двух шагах от его западного края на остатке пустыря среди зарослей лебеды и сурепки дикие вьюнки. Они оплели своими тонкими побегами крепкие стебли соседей, и нежные бело розовые цветы, похожие на маленькие граммофончики, наивно глядят на высоченные подъемные краны, на кучи щебня и строительного мусора.
   На то, что к некоторым вьюнкам снизу присохли комки грязи, я и не обратил бы внимания: уже тут то грязь вполне, что называется, натуральная. Ну, а вдруг? Может быть, неспроста все же в эти заросли сорняков ведет муравьиная тропка… Да долго ли нагнуться. Легкий нажим пальцем, и от комка отломилась половинка. Внутри на стебле кучка черных матовых тлей с сизым отливом; несколько муравьишек заметалось по моей руке, выскочив из разрушенной постройки. И тут «молочные фермы». Все ясно: полоса асфальта отделила муравейник от природной фермы, и муравьям не оставалось ничего иного, как воспользоваться тротуаром, сделанным людьми.
   Но там, где пересекаются пути человека и муравьев, наверное никогда не обходится без неприятностей. Мы с сыном Сережей каждый вечер наблюдаем за муравьиной трассой: всего лишь один шаг — и опять десятки раздавленных и покалеченных муравьев припечатаны к тротуару, и снова живая муравьиная струйка рассыпалась, разорвалась. Добежав до рокового места, лазиусы вдруг теряют след, мечутся, бегают вокруг, стучат усиками по асфальту, ощупывают трупики товарищей, в панике ищут потерянную дорожку. Выставить бы щит с крупной надписью: «Товарищи пешеходы, будьте, пожалуйста, осторожны! В этом месте труженики муравьи переходят тротуар». Но разве кто нибудь примет всерьез эту надпись?
   День ото дня ниточка бледнеет. Иногда всего лишь два три муравьишка перебегают асфальт. И вот с очередной разведки Сережа мне принес печальное сообщение: муравьи исчезли. Увы, этого, конечно, нужно было ожидать. Очень уж неудачное место выбрали себе лазиусы для жилья и кормежки, как говорят, бесперспективное. Но откуда им было знать про генеральный план застройки центра города, про новые дома и тротуары?
   Кого тут винить? Так уж сложились обстоятельства, что под сотнями подошв ботинок и сапог, под острыми каблуками туфель погибли по пути к своим «коровушкам» маленькие жители пустыря, погибли все до одного.
   Ну, а как там тли? Когда трудолюбивые строители возвели над ними плотные земляные своды, под которые никто не осмеливался и не догадывался заглянуть, тлям было спокойно и уютно. Наверное, постройки эти уже разваливаются, а беззащитные тли стали добычей хищников.
   Без надежды увидеть муразьев ковыряю пальцем земляную хатку на стебле вьюнка, но оказывается, что внутри полно не только тлей, но и их хозяев. Откуда же они взялись? «Последние из могикан», отсиживающиеся ради спасения жизни в «коровниках»? Или пришельцы из других, неведомых муравейников?
   Но нет! Приглядевшись, вижу, как толстопузые, нагрузившиеся тлиным молоком муравьи бегут в прежнем направлении — от зарослей бурьяна к тротуару. Почему же черной полосочки не видно на асфальте, муравьев ведь много? Она хорошо заметна на земле между травами, но где то у тротуара обрывается. Где же ее конец?
   Нашел! И как я раньше не заметил этот довольно большой конический холмик из светлого песка, выросший у западной обочины тротуара. Ведь его раньше не было, это точно. У подножия холмика несколько отверстий, куда ныряют пузатые муравьи. Из этих же дырочек выходят другие с тощими животами и бегут к ближним вьюнкам.
   Это что же получается? Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, то есть муравьи перебрались на западную сторону тротуара, видимо, решив, что погибать под ногами прохожих совершенно бессмысленно и что это может в конце концов привести к полной гибели маленькой муравьиной цивилизации. Нелегко было строить новый дом, нелегко было в него и переселяться, одних личинок да куколок сколько таскать пришлось (и как только я проглядел это событие!). Но зато теперь все жители муравьиного города будут целы. И еще: «пастбище» будет значительно ближе, что, наверное, тоже немаловажно. Как говорится, нет худа без добра.
   Так думал я вначале, да и что другое можно было предположить: конус нового муравейника говорил сам за себя. Успокоился я и направился было домой через пустырь. Пересек тротуар — и снова загадка! Там, где было раньше гнездо лазиусов, у бетонных брусьев, окаймляющих асфальт с восточной стороны, точно такой же конус из песка. И в земле у его подножия дырочки, возле которых копошатся муравьи.
   Теперь я совсем ничего не понимал. Может быть, семья разделилась на два дома? Но тогда откуда здесь свежий отвал песка, да еще такой большой, у старого, уже давно построенного и обжитого гнезда? Зачем муравьям понадобилось его расширять, если семья стала меньше?
   Часто задают мне загадки насекомые. Иные разгадываются просто: глянул и все узнал. Над другими приходится подолгу (часами, неделями, а иногда годами) ломать голову. Третьи так и остаются нераскрытыми, и таких, пожалуй, больше всего. Но именно поэтому не ослабевает моя давняя страсть к энтомологии — науке миллиона загадок.

   Холмики светлые, песчаные. А вокруг чернозем — обычная почва наших мест. Песка раньше здесь не было, его привезли, когда начинали делать тротуар (по слою именно такого песка укатывали горячий асфальт). Получается, что песочек то этот муравьи могли вытащить только из под тротуара, прорыв траншею под асфальтом и складывая вынесенные песчинки при выходе из тоннеля, в начале и в конце бывшей верхней дороги (я успел присвоить ей, про себя, этакое мелодраматическое название — дорога смерти). Выходит, все эти дни, пока мы сокрушались о гибели глупеньких муравьишек, они прокладывали между кусочками щебня подземный ход — надежное и безопасное средство сообщения, линию муравьиного «метрополитена». Труд был титаническим: высота горок перемещенного муравьями песка достигла восьми сантиметров.
   Спасенная талантом маленьких строителей семья жила и работала. Из отверстия под восточным холмиком то и дело появлялись пробежавшие под тротуаром муравьи с раздутыми животиками и тут же ныряли в другую дырочку — это был вход в гнездо. Старый вход в старое и единственное гнездо. Там в его недрах муравьев дояров встретят другие работники, примут у них сладкий сок «из уст в уста», и еда будет скормлена маленьким белым, похожим на червячков личинкам, что грудами лежат в специальных «комнатах яслях» подземных катакомб. Досыта нужно кормить и муравьиную самку царицу: ей, постоянно выдающей все новые и новые партии яиц, требуется регулярное и сытное питание. А каждый работяга дояр будет все лето бегать под горячим от солнца асфальтом к вьюнкам за сладким тлиным молоком — в этом смысл его жизни.
   …Сейчас этого муравейника нет, как нет и пустыря, заросшего сурепкой, вьюнками и марью. Здесь на широкой площади у здания исполкома красивые цветники и газоны. Но, проходя по самой западной кромке площади, я всегда внимательно смотрю вниз. Здесь вдоль всего тротуара мелкими гнездами расселились потомки «метростроевцев». Теперь они, может быть, даже охраняют цветы и травы, посаженные людьми.
   А это куда уж более важная работа!